(1923–2006)
Имя Арона Буха всегда было известно в художественных кругах как имя живописца с самобытной манерой. Уже в 1960-е годы Бух удивлял и зрителей и профессионалов своим пристрастием к яркой красочности и увлечением фактурным мазком.
Бух принадлежит к покодению художников, чье творчество почти полностью совпало со временем середины и второй половины ХХ века. Это время во многом определило творческий ракурс Буха как ракурс поиска живописной свободы.
Своими пейзажами и жанровыми композициями Бух, безусловно, соприкасается с традициями московской живописной шкоды. К.Ф. Юон и В.Н. Бакшеев, которых Бух всегда называл своими учителями, повлияли на свободу его художественной манеры и формирование принципа красоты в живописной поверхности.
Родился он в маленьком украинском городке Бердичеве, в трехлетнем возрасте был перевезен в Москву. Семья переехала в столицу в 1926 году не в поисках сладкой жизни, а спасаясь от волны погромов. Жили большой семьей в подвале где-то в арбатских переулках.
Москва довоенная – перенаселенная, с разрушающимся московским традиционным бытом, сотрясаемым новыми идеологическими веяниями – и все это в декорациях маленьких двориков и грохочущего трамвая. Было в этом верчении что-то живое, настоящее, подлинное. Значительной силы романтический импульс получило довоенное поколение московских мальчишек, среди которых был и Арон Бух.
После войны началось его профессиональное ученичество. Он стал посещать художественную студию ВЦСПС. Эта студия была связана с именами К.Ф. Юона и И.И. Машкова. Студия представляла собой небольшой оазис, в котором на уровне обучения сохранялись традиции московского колоризма, так ярко проявившегося в первые десятилетия 20 века. Студия была тем мостиком, который связывал две эпохи: в послевоенные голодные годы молодые художники получали профессиональные навыки практически из рук представителей московского сезаннизма. После студии Бух поступил в Училище 1905 года, где попал в класс Василия Ивановича Бакшеева, представителя еще более старшего поколения московских живописцев, чем Юон и Машков. Арон Бух прошел прекрасную профессиональную школу и защитил с отличием дипломную работу «Весна на Сретенке».
Его «Кумиры» менялись как вехи в долгом пути, в какое то время это были импрессинисты, Гоген, Матисс, Пикассо, далее Ван Гог, потом Сутин. Он постоянно посещал экспозиции московских музеев, где из запасников наконец доставали шедевры классического модернизма и это, безусловно, оказало влияние на его творчество.
В 1984 году на персональной выставке Московского союза художников успех превзошел все самые смелые ожидания – Буху вручают диплом за «Лучшие работы года». Обрадованный, тем, что наконец его творчество понято он решил подарить МОСХу всю свою выставку – более ста холстов, но за отобранными работами в конце выставки забыли приехать. Бух понимает, что врученный диплом — это профанация и сжигает всю все работы в мусорных контейнерах на ул.Вавилова.
Наивный и цельный человек, он с трудом вписывался в те рамки, которые задавала ему советская действительность. Конформистская позиция – быть как все, делать так, как сегодня принято, была неприемлема для его натуры. Творческому компромиссу Бух предпочел стратегию «самоценности живописи». Он писал только то, что любил - цветы, обнаженных женщин, лес и старую Москву.
Арон Бух.
Он пишет только то, что любит - цветы, обнаженных женщин, лес и старую Москву. Но больше всего - свою жену Майю. Он не умеет жить бытовой жизнью: не знает, почем хлеб в магазине и даже если захочет сам себе налить чаю, то обязательно половину разольет. Поэтому чай ему наливает Майя - его муза и опора одновременно. В день, когда он сжег все свои картины, ее не было рядом. Она отлучилась, и некому было вытаскивать из огня его работы, потому что запретить их туда кидать ему бы ни посмел никто. И это было первое, что я узнала про него, влюбившись в его картины.
Арон БУХ говорит: "Мое несчастье в том, что я ничего не приемлю, кроме счастья".
КОСТЕР ИЗ КАРТИН
...Тогда, в 1984-м, МОСХ предложил Буху выставиться в большом зале здания мастерских. Успех превзошел все самые смелые ожидания - столько публики здесь давно не видели. МОСХ вручил ему диплом "За лучшие работы года". Арон Бух предложил столичному союзу художников взять у него картины и раздать - Дворцам культуры, народным музеям, ну тем, кому нужно, чтобы у них было красиво. Все, что выставил, все сто. МОСХ подумал и сказал, что возьмет пять. Не взял ни одной. Мастерской у Буха не было, убирать работы некуда. Он решил: сжечь! Носил прямо из выставочного зала, снимая со стен, вниз по лестнице и - в мусорный контейнер. Чиркнул спичкой - масляные краски запыхтели, завыли и холсты запылали... Вскоре ему дали маленькую мастерскую в том же здании.
Он не любит вспоминать те дни, как вообще не любит говорить о себе, тем более объяснять свои поступки. Только иногда записывает свои мысли, для себя, самому себе - заветы.
Из тетради Буха: "Не уставать каждый день видеть впервые. Самый верный способ бросить что-то - это не начинать с утра. Я работаю - значит живу, я живу - значит работаю". "Не ждать, пока какая-нибудь бездарная, преступная или случайная рука судьбы убьет тебя, сам уничтожь себя работой"."Только работа дает возможность отличить явь ото сна".
ВИЗИТ ХУДОЖНИКА
Арон Бух никогда не менял имя, и, родившись в Бердичеве, никогда не скрывал этого. Он никогда не врет. Словами ли, поступками, картинами - все равно, все одно - его жизнь. Где главное то, что он рисует, все остальное - пунктир между картинами. Он рисует всегда и везде. Начал, когда ему было годика полтора - тогда первый раз, как он помнит, взял в руку карандаш. В три, как рассказывала ему потом тетка, его уже нельзя было оторвать от этого занятия. Тогда же, в 1926-м, семья, спасаясь от погромов, перебралась в Москву. В Бердичеве у них был мануфактурный магазин, в столицу приехали почти нищими.
- Это я сделал по памяти. - Бух достает с полки рисунок, на котором куча ребятишек катится в телеге, размахивая руками. На месте коня - взрослый.
- Дедушка торговал каким-то мелким товаром и в конце дня возвращался домой с пустой тележкой. Мы - внуки, а нас было очень много, в нее садились, и он нас катал - это было такое счастливое состояние. - Бух рассказывает о себе тогда только, когда показывает свои рисунки или картины: вспоминает то, что было с ними связано, объясняет, откуда они появились.
Семья поселилась на 2-й Брестской улице, в глубоком подвале, - окна упирались в тротуар. Однажды в них постучал человек самого доходящего вида, в руках - большая зеленая корзина. Попросил: "Не будет ли горелой корочки?" Мать его прогнала и выговорила сыну: "Вот смотри, это твое будущее, вот что тебя ждет!" У нищего из корзины торчали кисти, он был художник. Арон Бух учился тогда в пятом классе, в шестом остался на второй год. Бросил школу и пошел спрашивать: где учат на художника? Прямо на улице хватал людей за рукав, пока кто-то не показал дорогу. Так он попал в Дом художественного воспитания Советского района.
Из тетради Буха: "Я не знаю другого способа побывать в детстве, как только бесцельно бродить по улицам".
В ЖИЗНИ ОТМЕТИНА
В 41-м году он оказался в эвакуации в городе Энгельсе Саратовской области. Просился добровольцем на фронт - не взяли. Определили на оборонный завод - делать приборы для ночного видения, которые устанавливали на самолеты. С радиоактивным веществом работали голыми руками, безо всякой защиты. За вредность рабочим выдавали молоко - невиданная щедрость в голодные военные годы. Но все равно не миновал ни цинги, ни унижений - за национальность. В редкие выходные Бух ходил в центральный кинотеатр города "Ударник" и читал там вместе с местной интеллигенцией перед сеансом с хроникой стихи - Маяковского, Есенина.
После победы вернулся в Москву. Занимался в изостудии художника Юона. Влюбился, женился. На следующий день после свадьбы побежал сдавать подарки в комиссионку, надо было чем-то кормить жену. Молодая семья жила на чердаке, там же в год, когда Бух окончил художественное училище Памяти 1905 года, в 48-м, - у него родился сын Феликс. Любовь ушла, остался быт. Сын вырос, и Бух в 50 лет ушел из семьи в чем был. И тут случилось чудо, от которого он ведет отсчет своей новой, настоящей жизни. Его пригласили на выставку, после торжественных слов и восторгов все расселись за столы и ...
- Он декламирует так, словно все случилось вчера. Этот день они бережно отмечают каждый год. "Все, что я сейчас есть, это благодаря Майе", - не устает повторять.
На своем недавнем юбилее - 70 лет - сказал тост:
- Мне было 50 лет, а ей 40. Я влюбился не в нее, а в цвет ее: черные глаза и рыжие волосы. И писал ее день и ночь. Поначалу даже ни о чем другом не думал... В один из ее дней рожденья в начале нашей любви я сочинил:
Такая Майя могла родиться только в мае.
В сиянье золотых волос
Она сама, как солнце мая.
Вот, между прочим, немногие художники могут похвалиться, что они пишут своих жен! - И поднял бокал.
Их свел случай. Художница, на чью выставку тогда пришел Бух, - Нина Сергеева - и Майя оказались приятельницами. Нина посадила Майю за столик к Арону. Весь вечер они проговорили, как будто сто лет были знакомы. Он проводил ее домой - старомодно, пешком.
- И он так прицепился, ужас, толкько прийду с работы, как уже звонок: "Что делаете?" - вспоминает Майя. - Через неделю мы с подругой собрались на Соловки в отпуск. Он посадил нас на поезд, и только приехали мне письмо. Все из рисунков, как мы познакомились, как гуляли, как он звонил... Когда я вернулась в Москву, он уже не отходил от меня. Как ухаживал? Без конца объяснялся!..
Из тетради Буха: "Любовь - это непрерывное состязание, кто для кого совершит большее чудо".
УЧЕБНИК БУХА
У Буха нет учеников. Бух слишком импульсивен для того, чтобы объяснять. Хотите понаблюдать, пожалуйста. Он, когда работает, сам с собой всегда разговаривает и столько рассыпает, хоть учебник составляй. Едва усадит девушку, сразу заводится:
- Я как будто живу один день, нет у меня вчера, нет завтра. Как поется в песне, жизнь - это миг между прошлым и будущим. Нет ничего - ни хорошего, ни плохого, есть только белый свет.
Это он так сам себя тормозит, чтобы не наброситься на холст тут же. Его же приготовить еще надо. Берет любой, на котором уже писал, - глянет, поморщится: не то. И уже ставит его на мольберт, выдавливает на палитру белила, рвет газету, мнет клочки, окунает их в краску и яростно трет, трет, замазывает старое. Все - в минуты.
- Главное в жизни - быстрота. Кто сказал: так можно, а так - нельзя? Ерунда. Есть только ты. Ты - Бог. Пока ты себя считаешь Богом, ты есть. Как только перестаешь, тебя уже нет, ты никому не нужен... Я буду говорить одними афоризмами, ты извини... Когда ты спишь, это хорошо, когда у тебя бессоница, еще лучше. Тогда ты и отдыхаещь и работаешь. Ты мыслишь - и значит ты работаешь. Что может быть лучше?!. Вообще все удивительно. Вот общаются двое, что это значит? На время два становятся одним человеком. Слияние, понимаешь? При этом кто-то кого-то подавляет, это обязательно. Поэтому надо уметь оставаться самим собой... - Бух "скачет" с одного на другое. Но в голове одно. Старое полотно затерто и начинается самое галвное. - Сейчас ты увидишь, на что Он способен. Надо любить материал, которым ты работаешь. Надо начинать живописью, заканчивать рисунком, и будет все в порядке. А самые лучшие кисти - это руки. Запомни: ты здесь получишь такую академию, что начнешь по новой работать. "Такого, как ты нет, не было и не надо", - сказал один. Я думаю, все-таки надо.
Картина почти готова, Бух замедляет темп и речи и движений, растирая комки краски по холсту то деревянным концом кисти, то шпателем для живописи.
- Что такое сеанс? Это взрыв! Главное - больше меня, чем тебя, и в этом ценность искусства. Знаешь, как сказал Пол Синьяк: "Искусство не есть точность, а способ мыслить и выражать себя". Вот здесь я выразил себя. Натура не есть предмет для изображения, а есть источник для вхохновения!
Мы всю жизнь находимся в плену у себя, а надо вырываться в какие-то высшие сферы. Вот ты в утробе матери. Родилась и думаешь, что на свободе. Ни черта! Вырасти из себя и поднимайся, чем выше, тем лучше...
Сейчас ты увидишь очередное чудо. Наконец будет последнее прикосновение. (Берет кисточку пальцами - прямо за беличий хвостик. Речь уже совсем спокойна. Вулкан иссяк на время.) Надо было всю жизнь проработать, чтобы к такой простоте прийти! Как кто-то сказал - будет просто, коль попишешь раз по сто. А так вдруг простота не приходит. Помню, еще в училище нам говорили: "Многие хотят начать с того, чем Рембрандт кончил". - Бух замер на мгновение и ... начал пальцем прорисовывает черты лица, вслух поясняя: - Так, теперь обязательно рукой пройтись. Надо же пощупать, а то работал, работал и не поверишь сам себе...
ЗАПАХ ВОЗДУХА
На своих выставках Бух бывает недолго и обычно молчит. Придет, немного посидит, потом начинает обходить свои картины, да так, будто видит первый раз: придирчиво кряхтя, покусывая ус. Второй заход обычно с дамой - берет под локоток какую-нибудь юную художницу, пришедшую на вернисаж, и начинает теперь уже вслух размышлять:
- Настоящая живопись оживает на расстоянии. Надо уметь из красок извлекать звучание цвета в пространстве. Главное - вырваться из плена правильности. Во имя своей личной правды. И тогда ты обретешь. Сейчас я срываю плоды накопленного. Я уже настолько напоен натурой, что делаю просто сочетание красок. Важнее даже не цвет, а сочетание красок. Я отпускаю руку, как птицу в полет, и она сама парит по холсту вне зависимости от меня. И цвет оживает. А это я писал с натуры на Пахре, потом довел по впечатлениям, чувствуя какой холст. Ведь нужно холст писать, а не натуру. Потом - дать ход и вовлечь тем зрителя в соавторы, чтобы он был свободен домыслить по-своему.
Описывать работы Арона Буха - занятие почти невозможное: пир красок.
Из тетради Буха: "В живописи должен быть запах воздуха. Солнца должно быть больше, чем предмета, так же, как восторга больше, чем красок. Главное в живописи не то, что сделано на холсте, а то чувство, которое эта живопись вызывает. Свет к нам идет не только от звезд, но и от всего видимого мира, который мы изображаем. Писать не предметы, а сияние, которое от них исходит. Любой пейзаж - это прежде всего небо. Живопись - гимн солнцу."
Еще он говорит, что недоволен собой. Всегда. Но иногда останавливается, чувствуя, что некоторые вещи уже трогать нельзя. Но обычно наносит на один холст слоев по десять. Постоит, разонравится - записывает другим сюжетом. Некоторые полотна даже тяжело поднять - вес почти как у листов стали.
- Я завоевал право не говорить слов. - Сказал недавно Арон Бух. - Живопись, если ее полюбить, ответит на все. Живопись - музыка тишины. Самое высочайшее состояние - тишина, и в ней гармония живописи. Мазня - мой высший принцип. Настоящий живописец занимается только мазней, а кто делает свои картины - тот уже ремесленник, имитатор, занимается рукодельем. Раз ты есть, то будь живой. Ведь 90 процентов людей - неживые. Если у человека открыты глаза, то это еще не значит, что он не спит. Вот Пушкин стал живой. Выплесни все свои возможности, чтобы всегда быть живым.
Как-то он сломал ногу и целый день проработал, не замечая, пока не упал от боли.
Третьяковская галерея приобрела у него два автопортрета.
Он - то, что останется от нас.
Елена Скворцова-Ардабацкая, "Московский комсомолец", 20 сентября 1999 г.
).jpg)
